live, love, laugh
на Сквик-фесте написали по Годвиллю!
Это не сквик. это прекрасная штука ))) всех годвилльцев прошу глянуть ))))
и не-годвилльцев тоже ))
Пишет Гость:
Великий!..Ты был совсем юн, когда я впервые обратил внимание на маленький городок, где жил будущий Герой. Смешной мальчишка, белобрысый и голубоглазый. Уже тогда в тебе светилась ярким серебристым сиянием искра незаурядного магического таланта, прыткого ума и светлой радости, свойственной юродивым и – Героям с большой буквы. Но я лишь мельком отметил необычного ребенка и вернулся к своим божественным делам – таким как засуха в столичном районе и чума на востоке, - благополучно забыв про обычного, в сущности, мальчика со слишком яркой душой.
Через десять лет – для людей это невообразимо долгий срок, для бога же – как десять минут – я, снова скучая, заглядывал на самые дальние окраины своих владений. И каково же было мое удивление, когда я, из озорства нырнув в облака, узрел того самого мальчишку. За прошедшие годы он возмужал, обзавелся густой, удивительно красивой и чистой для своего средневекового времени шевелюрой, наглым прищуром потемневших глаз, ладной фигурой… И плохеньким мечом из деревенской лавки – то-то удивился, наверное, местный кузнец, промышляющий подковами, гвоздями да плугами, такому заказу, - старой, кое-где тронутой ржавчиной, еще дедовской кольчугой и, конечно же, присущим всякому Герою блеском в глазах. О Прародитель всех богов, еще один покоритель миров и вселенных… неосторожно ткнувший своей плохо заточенной железкой в пчелиный улей и с воплями носившийся по деревенскому лугу, топча клевер. Пришлось немного помочь недотепе, нагнав небольшое облако, которое излилось теплым благодатным дождиком, прогнавшим пчел и очень питательным для собственно луга. Юноша наконец остановился и, тяжело дыша, поднял взор к небу, заставив меня нервно комкать податливую тучку, на которой я возлежал. В наивных синих очах была благодарность и робкая, только что родившаяся вера в чудо… И в меня? Я смущенно отпустил нежную облачную ткань и быстро удалился, отгоняя навязчивые мысли о храбрости этого парнишки и вместе с тем - его доброте и какой-то мягкой нежности.
На следующий день я внезапно обнаружил себя спешащим к месту нашей последней встречи изо всех своих божественных сил и заставил себя умерить шаг – не пристало солидному богу так носиться из-за какого-то мальчишки. И все же сердце екнуло при виде бодро марширующего по столичному тракту Героя, и я облегченно опустился на вершину удачно стоявшего дерева, обернувшись вороном – ничего более оригинального в тот момент мне не придумалось. А он, пробегая мимо, вдруг притормозил, расшнуровал маленькую котомку и кинул мне – для него, конечно, обычному ворону, хоть и крупнее сородичей – тушку жирного голубя. Я мысленно поморщился, потому что сырое мясо не любил во всех видах, но принялся жадно рвать несчастную птицу и с каркающим кашлем глотать горячую плоть. А он улыбался, с интересом разглядывая мои тронутые сединой перья, широкие крылья и острый крючковатый клюв(между прочим, гордость нашей семьи, у всех родственников в вороньем виде такие!). Когда я «насытился» и брезгливо оттолкнул жалкие остатки трапезы, он нервно выдохнул и осторожно протянул ко мне руку, приглашая к себе. Он совсем не умел скрывать эмоции, и я с интересом наблюдал смену выражений на точеном лице – любопытство… нервное ожидание… легкий страх… Все же я не стал мучить мальчика и несколько неуклюже порхнул на плечо, крепко вцепившись когтями в кольчугу. Он победно улыбнулся и протянул руку почесать «питомца» по голове, но уж этого я не позволил, угрожающе зашипев и раскрыв крылья, будто собираясь улететь, а когда не понял – пришлось даже клюнуть, несильно, но больно. Но почему, когда он обиженно отвернул голову и побрел дальше, обидно и больно стало и мне?..
…- Ну ты даееешь, Нивхурильчик! – восторженно протянула Алиира, юная и дерзкая богиня соседнего народа, заглянувшая в гости как раз когда я в очередной раз покинул своего Героя – не без моей посильной помощи ставшего вполне уважаемым и приличным человеком, его даже узнавали на улицах благодаря совершенным подвигам, а не гадким слухам. Девушка опасно свесилась со своего тончайшего перистого ложа и с интересом разглядывала моего подопечного, как раз дравшегося с очередным монстром – я небрежным пассом пролил на него поток целительного света, не отвлекаясь от основного занятия. Уже который день я мучительно думал, что делать с вулканом на южном побережье – позволить извергнуться, уничтожив несколько деревень у подножия, но и предоставить прибрежным городам ресурсы для торговли, или оставить в таком подвешенном состоянии… Все раздумья разрешила Алиира, легко спрыгнув ко мне и молча нарисовав в воздухе несколько знаков. Откуда-то с побережья раздался гулкий грохот, пахнуло горелым.
- Аля, а может, не надо было? – укоризненно начал я, но она приложила тонкий пальчик к моим губам и серьезно произнесла, тщательно подбирая слова:
- Я же вижу, на самом деле тебя мучает другое. Твой прикормленный смертный, да?
- Не смей так гово…
- Значит, я была права. Не смотри на возраст моего воплощения – мне уже много тысяч лет, и я видала жизнь и богов, и смертных. Можешь играть со своими подопечными как хочешь, но не привязывайся. Ни к кому. Никогда. Все они смертны, ты же останешься в Вечности даже когда правнуки их правнуков будут лежать в могилах. Ты молод, и еще не знаешь боли потери лучшего из лучших, любимейшего из обожаемых, совершеннейшего детища… - ее голос, обычно нежный и высокий, в какой-то момент сделался потусторонне-глухим, равнодушным – и от этого еще более страшным. Вдруг она пошатнулась и медленно, нехотя прикрыла глаза. Наваждение рассеялось, и это прелестное тело вновь принадлежало той веселой девчонке, которую я знал. Скомканно попрощавшись, я выпроводил недоумевающую богиню и, дрожащими руками разогнав завесу тумана, закрывавшую обзор, лихорадочно зашарил глазами, ища своего Героя. Он – нисколько не изменившийся с того дня, когда я гонял пчел от деревенского дурачка, разве что скулы чуть заострились и глаза погрустнели – лежал, вытянувшись на спине, посреди некошеной ржи и перебирал пальцами одной руки амулет с резным изображением ворона. Его губы едва заметно шевелились и я, спеша услышать желание любимейшего из своих детищ, поспешил вниз, на лету спешно перекидываясь в привычный образ.
- Великий, благослови меня на новые подвиги, храни в битве и исцели в болезни скромного труженика Твоего, прекраснейший из Богов, Художник Судеб… - из уголка глаза скатилась одинокая слезинка и я, не выдержав, подскочил поближе, спеша утереть ее хоть краем крыла. От прикосновения он замер, расплываясь в сумасшедше-счастливой улыбке, и зашептал еще горячее, еще страстнее, признаваясь в любви Великому, даже не надеясь быть услышанным, не зная, что бессвязные слова бережно ловит тот, кому они предназначены…
Я – Художник. Я рисую судьбы, события и предметы небрежным взмахом своих кистей. И ты – лучшая из моих картин.
URL комментария
Это не сквик. это прекрасная штука ))) всех годвилльцев прошу глянуть ))))
и не-годвилльцев тоже ))
Пишет Гость:
15.05.2009 в 07:19
Это сопли, первое лицо из херовых мерисьюшных фиков(с) гость из соседнего треда и юст, ололо.Великий!..Ты был совсем юн, когда я впервые обратил внимание на маленький городок, где жил будущий Герой. Смешной мальчишка, белобрысый и голубоглазый. Уже тогда в тебе светилась ярким серебристым сиянием искра незаурядного магического таланта, прыткого ума и светлой радости, свойственной юродивым и – Героям с большой буквы. Но я лишь мельком отметил необычного ребенка и вернулся к своим божественным делам – таким как засуха в столичном районе и чума на востоке, - благополучно забыв про обычного, в сущности, мальчика со слишком яркой душой.
Через десять лет – для людей это невообразимо долгий срок, для бога же – как десять минут – я, снова скучая, заглядывал на самые дальние окраины своих владений. И каково же было мое удивление, когда я, из озорства нырнув в облака, узрел того самого мальчишку. За прошедшие годы он возмужал, обзавелся густой, удивительно красивой и чистой для своего средневекового времени шевелюрой, наглым прищуром потемневших глаз, ладной фигурой… И плохеньким мечом из деревенской лавки – то-то удивился, наверное, местный кузнец, промышляющий подковами, гвоздями да плугами, такому заказу, - старой, кое-где тронутой ржавчиной, еще дедовской кольчугой и, конечно же, присущим всякому Герою блеском в глазах. О Прародитель всех богов, еще один покоритель миров и вселенных… неосторожно ткнувший своей плохо заточенной железкой в пчелиный улей и с воплями носившийся по деревенскому лугу, топча клевер. Пришлось немного помочь недотепе, нагнав небольшое облако, которое излилось теплым благодатным дождиком, прогнавшим пчел и очень питательным для собственно луга. Юноша наконец остановился и, тяжело дыша, поднял взор к небу, заставив меня нервно комкать податливую тучку, на которой я возлежал. В наивных синих очах была благодарность и робкая, только что родившаяся вера в чудо… И в меня? Я смущенно отпустил нежную облачную ткань и быстро удалился, отгоняя навязчивые мысли о храбрости этого парнишки и вместе с тем - его доброте и какой-то мягкой нежности.
На следующий день я внезапно обнаружил себя спешащим к месту нашей последней встречи изо всех своих божественных сил и заставил себя умерить шаг – не пристало солидному богу так носиться из-за какого-то мальчишки. И все же сердце екнуло при виде бодро марширующего по столичному тракту Героя, и я облегченно опустился на вершину удачно стоявшего дерева, обернувшись вороном – ничего более оригинального в тот момент мне не придумалось. А он, пробегая мимо, вдруг притормозил, расшнуровал маленькую котомку и кинул мне – для него, конечно, обычному ворону, хоть и крупнее сородичей – тушку жирного голубя. Я мысленно поморщился, потому что сырое мясо не любил во всех видах, но принялся жадно рвать несчастную птицу и с каркающим кашлем глотать горячую плоть. А он улыбался, с интересом разглядывая мои тронутые сединой перья, широкие крылья и острый крючковатый клюв(между прочим, гордость нашей семьи, у всех родственников в вороньем виде такие!). Когда я «насытился» и брезгливо оттолкнул жалкие остатки трапезы, он нервно выдохнул и осторожно протянул ко мне руку, приглашая к себе. Он совсем не умел скрывать эмоции, и я с интересом наблюдал смену выражений на точеном лице – любопытство… нервное ожидание… легкий страх… Все же я не стал мучить мальчика и несколько неуклюже порхнул на плечо, крепко вцепившись когтями в кольчугу. Он победно улыбнулся и протянул руку почесать «питомца» по голове, но уж этого я не позволил, угрожающе зашипев и раскрыв крылья, будто собираясь улететь, а когда не понял – пришлось даже клюнуть, несильно, но больно. Но почему, когда он обиженно отвернул голову и побрел дальше, обидно и больно стало и мне?..
…- Ну ты даееешь, Нивхурильчик! – восторженно протянула Алиира, юная и дерзкая богиня соседнего народа, заглянувшая в гости как раз когда я в очередной раз покинул своего Героя – не без моей посильной помощи ставшего вполне уважаемым и приличным человеком, его даже узнавали на улицах благодаря совершенным подвигам, а не гадким слухам. Девушка опасно свесилась со своего тончайшего перистого ложа и с интересом разглядывала моего подопечного, как раз дравшегося с очередным монстром – я небрежным пассом пролил на него поток целительного света, не отвлекаясь от основного занятия. Уже который день я мучительно думал, что делать с вулканом на южном побережье – позволить извергнуться, уничтожив несколько деревень у подножия, но и предоставить прибрежным городам ресурсы для торговли, или оставить в таком подвешенном состоянии… Все раздумья разрешила Алиира, легко спрыгнув ко мне и молча нарисовав в воздухе несколько знаков. Откуда-то с побережья раздался гулкий грохот, пахнуло горелым.
- Аля, а может, не надо было? – укоризненно начал я, но она приложила тонкий пальчик к моим губам и серьезно произнесла, тщательно подбирая слова:
- Я же вижу, на самом деле тебя мучает другое. Твой прикормленный смертный, да?
- Не смей так гово…
- Значит, я была права. Не смотри на возраст моего воплощения – мне уже много тысяч лет, и я видала жизнь и богов, и смертных. Можешь играть со своими подопечными как хочешь, но не привязывайся. Ни к кому. Никогда. Все они смертны, ты же останешься в Вечности даже когда правнуки их правнуков будут лежать в могилах. Ты молод, и еще не знаешь боли потери лучшего из лучших, любимейшего из обожаемых, совершеннейшего детища… - ее голос, обычно нежный и высокий, в какой-то момент сделался потусторонне-глухим, равнодушным – и от этого еще более страшным. Вдруг она пошатнулась и медленно, нехотя прикрыла глаза. Наваждение рассеялось, и это прелестное тело вновь принадлежало той веселой девчонке, которую я знал. Скомканно попрощавшись, я выпроводил недоумевающую богиню и, дрожащими руками разогнав завесу тумана, закрывавшую обзор, лихорадочно зашарил глазами, ища своего Героя. Он – нисколько не изменившийся с того дня, когда я гонял пчел от деревенского дурачка, разве что скулы чуть заострились и глаза погрустнели – лежал, вытянувшись на спине, посреди некошеной ржи и перебирал пальцами одной руки амулет с резным изображением ворона. Его губы едва заметно шевелились и я, спеша услышать желание любимейшего из своих детищ, поспешил вниз, на лету спешно перекидываясь в привычный образ.
- Великий, благослови меня на новые подвиги, храни в битве и исцели в болезни скромного труженика Твоего, прекраснейший из Богов, Художник Судеб… - из уголка глаза скатилась одинокая слезинка и я, не выдержав, подскочил поближе, спеша утереть ее хоть краем крыла. От прикосновения он замер, расплываясь в сумасшедше-счастливой улыбке, и зашептал еще горячее, еще страстнее, признаваясь в любви Великому, даже не надеясь быть услышанным, не зная, что бессвязные слова бережно ловит тот, кому они предназначены…
Я – Художник. Я рисую судьбы, события и предметы небрежным взмахом своих кистей. И ты – лучшая из моих картин.
URL комментария