"Ночной гость", "Утешение"

[lemurcatta]

Название: Ночной гость
Автор: Черно-Белое aka Ана-тян
Пейринг: ночной гость/Бьякуя, Ренджи/Бьякуя
Жанр: pwp, плавно скатившееся в romance
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: все права у Кубо Тайто.
Предупреждения: связывание, сомнительное согласие, в одном случае, кажется, ненормативная лексика. АУ, так как имеется некоторый отход от матчасти. Возможно ООС.
Примечания/Посвящения: Текст написан в некоторой степени под влиянием "Гадания" orocchan и некоторых текстов Serenada. Огромное спасибо Djulka за подходящее танка.

Ночь первая

...он проснулся, стоило чьей-то прохладной руке пробраться между полами юкаты – пробраться, погладить тут же покрывшееся гусиной кожей бедро, игриво скользнуть выше, подразнить едва ощутимым прикосновением подушечек пальцев – и вернуться обратно. Сухие губы коснулись кожи за ухом, лизнули, обожгли дыханием, снова поцеловали. Вторая рука надавила на плечо, заставляя опрокинуться на спину, стиснула в горсти спутанные волосы, чуть потянула – открой рот... Бьякуя выгнулся, подставляя губы – все происходящее было настолько нереально, что не вызывало удивления... просто продолжение очередного сна, оставляющего после себя неудовлетворенность, смутную, неясную... или вполне конкретную – вот как сейчас. Большое горячее тело придавило к футону, проворные пальцы развязали пояс, распахнули юкату – тяжелое хрипловатое дыхание прервалось коротким смешком. И тут же пальцы обхватили напряженную плоть, и, заглушая долгий стон, губы приникли к губам. Вторая рука легла под шею, властно стискивая загривок, и эта власть – нежеланная, невозможная – стряхнула остатки сна. Бьякуя, дернувшись прочь, открыл глаза...

...но ничего не увидел. Вокруг стояла темень, сравнимая разве что с банкаем отступника Тосена, и лицо, склонившееся над ним, представлялось просто мутным темно-серым пятном.

– Ты кто?.. – просипел он, пытаясь все еще непослушными руками оттолкнуть... ночного гостя. – Что тебе нужно?..

Наглец, посмевший пробраться в дом, фыркнул и выдохнул прямо в раскрытые губы:

– Связующий путь №13.

Тринадцатый? От которого можно освободиться за пять минут? Бьякуя зло оскалился – все равно не видно! – и кинул, будто плюнул, в неразличимое лицо:

– Я убью тебя!

– А я тебя трахну, – шепнул голос – вроде и знакомый, но обвившая шею лента заклятия не давала вслушаться. – И не раз.

Сохранять знаменитое ледяное спокойствие, когда лежишь, обездвиженный, в распахнутой юкате, а над тобой с весьма недвусмысленными намерениями нависает неизвестно кто, невозможно. Бьякуя почувствовал, как кровь хлынула к щекам – не только от гнева, но и от стыда... и не только к щекам.

– Тебя это возбуждает, правда? – продолжал говорить наглец, одновременно поглаживая совсем уже твердый теперь член. Вроде бы и умело, но как-то... любопытно, что ли? Как будто, прекрасно зная теорию, впервые решился перейти к практике. Бьякуя рванул путы, но безуспешно – сначала надо было сосредоточиться, а как, как это сделать, когда тебя в самом буквальном смысле держат за яйца? – Ну, ну. Не надо. Лучше бы тебе смириться.

– Слишком много болтаешь, – выдавил Кучики, лихорадочно расплетая заклятье. Поддел одну нить: секретный способ, его выдумал дед, и никто больше не знал, – потянул торжествующе... И ахнул, вонзив ногти в футон – большего не смог. «Гость» хмыкнул, не разжимая губ, вибрация его горла отозвалась новым всплеском удовольствия – и нить вырвалась, больно хлестнула по реяцу и снова улеглась на место. Вот теперь подступила настоящая паника. Контролировать желания тела можно... но не когда тебя вот так ласкают. А без ясного рассудка расплести связующий путь...

«Убью, убью, убью!» – билась изнутри яростная мысль, но... как трудно молчать... Влажный, горячий, умелый рот отстранился, Бьякуя застонал уже в голос, тщетно – он не мог даже двинуть бедрами, чтобы податься вслед, продлить хоть ненамного... Лицо обжигало стыдом, но слишком, слишком давно в этой постели никого не было, чтоб вот сейчас изображать из себя изваяние. Какой удобный предлог, действительно, раз ничего поделать нельзя – отчего б не смириться?.. А убить наглеца, совершившего сейчас поистине смертельную ошибку, можно было и завтра.

– Продолжай... – «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, продолжай!»

– Просить не умеем, да? – протянул голос подле уха. – А если не продолжу? Убить меня ты уже пообещал.

– В двенадцатый отряд отправлю, – съешь-ка это, – на опыты. А потом убью.

– Серьезная угроза, – отозвался после недолгого – кому это оно показалось недолгим? – молчания наглец. – Ты меня убедил... Бьякуя.

Кучики почувствовал, как от этого лениво-протяжного «Бьякуя» встали дыбом волоски на шее. Но к меносам все – скользкий язык пробежал по стволу, лизнул головку, а потом губы снова сомкнулись вокруг члена и стали двигаться вверх и вниз. Бьякуя стонал, всхлипывал, пытался шевельнуть обездвиженными мускулами – чтоб самому трахнуть этот податливый рот, но мог только комкать пальцами постель, кусать губы, да откидывать голову до смачного хруста в шее. Его умело подводили к черте – а потом оставляли, игриво трогая раз, другой, пока возбуждение не отступало слегка. И снова. И снова... И когда Бьякуя подумал: а не будет ли это продолжаться вечно?.. а что, вполне себе такая личная камера непрекращающихся пыток, в духе второго отряда... так вот, как только он подумал об этом, его вдруг перевернули на живот и, перехватив под бедра, вздернули их вверх. Возмущенный возглас замер в горле, когда подле уха раздался ненавистный уже шепот:

– Я ведь тоже хочу получить удовольствие, Бья-акуя.

Вот тогда его по-настоящему отымели. От шока, наверное, помутилось в голове, потому что все, о чем помнил Бьякуя, очнувшись – это боль напополам с наслаждением, и волосы, скользящие по спине, и хриплое: «а ты действительно хорош» после, и чернота перед глазами...

В раздвинутые сёдзи заглядывало рассветное солнце, а постель была пуста. «Сон», – подумалось было, но попытка сесть отозвалась болью во вполне определенном месте. И ныли затекшие мышцы.

– Убью!..


День первый

В суматошной подготовке к совместным тренировкам с восьмым отрядом пролетело утро. Бьякуя ходил, как во сне, подолгу застывая на одном месте и ввинчиваясь взглядом во что-нибудь вполне безобидное – дерево там или брошенное кем-то на ступенях косодэ. Осмелившийся сунуться с вопросом: «все в порядке, тайчо?» Абарай сначала был приморожен тем же взглядом к земле, а потом отправлен помогать Исэ-фукутайчо. Судя по сникшему в один миг лейтенанту, наказание получилось достаточно серьезным. А Бьякуя вернулся к тому, чем была занята все утро его голова, а именно: кто?! Кто, кто, кто посмел?

Рядовых и младших офицеров можно было отбросить. Связать его заклятием, пусть даже на несколько минут, мог только либо равный по силе капитан, либо – с большой натяжкой – лейтенант. Свое дело сыграла неожиданность и долгое воздержание... Бьякуя раздраженно мотнул головой, почувствовав, что скулы снова алеют. Итак – кто?

Самое страшное было в том, что посметь мог кто угодно – кто угодно из мужчин, конечно же. Бьякуя сел за низкий стол, взял чистый лист и набросал список высших офицеров Готэя, исключив после некоторых размышлений со-тайчо, Омаэду, Комамуру и Хицугайю и включив – третьего и пятого офицеров Зараки.

Одиннадцать имен. Одиннадцать. Бьякуя прикрыл глаза, по порядку вспоминая каждого – непонятного Сасакибе, молчаливого Киру, рыжего и нагловатого Ренджи, Ибу, Кьераку, Хисаги, Зараки, Мадараме, Айясегаву, Куроцучи (его передернуло) и, наконец, Укитаке...

– Это бесполезно, – после недолгого молчания сказал вслух Кучики. В коридоре кто-то шумно подскочил на ноги и голосом Рикичи спросил:

– Вы что-то хотели, Кучики-тайчо?

– Нет, ничего.

И что теперь? Встречаться с каждым, надеясь, что наглец, кем бы он ни был, испугается и выдаст себя? Слухи разлетаются по Готэю быстрее ветра, к вечеру все тринадцать отрядов будут обсуждать странное поведение рокубантай-тайчо. Слухи... Бьякуя вскинул голову. Ну конечно же! Можно пойти к Кьераку Шунсую и выведать... Выведать у него...

– Тайчо! Можно?

– Что такое? – недовольный тем, что ему помешали додумать до конца такую важную, кажется, мысль, Кучики-тайчо сурово нахмурился. Рикичи, возникший на пороге, даже отпрянул назад – но доложил:

– Драка, Кучики-тайчо! Абарай-фукутайчо и третий офицер Мадараме – чуть друг друга не поубивали... Унохана-тайчо попросила сообщить, что это уже третья драка с участием Абарая-фукутайчо за две недели.

– Я понял, – кивком отпустил офицера Бьякуя. Что делать с Абараем? В последнее время он как с цепи сорвался, дрался уже и с Хисаги, и с Ибой... Правда, капитан видел, как на следующий день вчерашние враги снова распивали вместе саке. Но если капитан четвертого сочла нужным упомянуть об этом, значит, дело серьезно и надо что-то решать.

Но это завтра. Бьякуя поднял голову, прищурился удивленно – солнце уже опускалось за крыши домов. Что ж, если вчерашний ночной гость посмеет вернуться, его будет ждать достойный прием – и не придется больше гадать. Кучики тронул языком запекшуюся ранку на внутренней стороне губы и вдруг улыбнулся. Сам, правда, не понял – чему.


Ночь вторая

– ...ждал меня?

Бьякуя вздрогнул, вскинул голову. Он все же уснул? Видимо так, потому что иначе гость не смог бы подобраться незаметно. Ночь Кучики встретил за столом, перебирая старые письма и отпивая понемногу особый бодрящий чай, но, видно, в какой-то момент сам не заметил, как поддался сну. И вот теперь все снова – тьма вокруг, связывающее заклятье, но на сей раз незнакомец уселся за спиной, крепко ухватив его за локти. Он был силен, широк в плечах и, кажется, выше ростом – губами как раз касался макушки. Гость подул, взъерошив дыханием волосы, – один раз, другой... Бьякуя почувствовал, как теплые мурашки побежали вниз по позвоночнику, собираясь в паху.

– Я решил, что не убью тебя, – выдохнул он, силясь повернуть голову.

Над ухом хмыкнули и спросили:

– Что, таки двенадцатый отряд? Тогда мне стоит получить напоследок как можно больше удовольствия.

– Нет, – усмехнулся Бьякуя, – вовсе нет. Найду тебя... и отымею вот так же. Связанным.

– О, ну тогда мне можно и не прятаться, – весело объявил наглец. – Буду с нетерпением ждать встречи при свете солнца... Или нет, давай так. Даю тебе еще два дня на размышления. Угадаешь мое имя – будешь делать со мной все, что хочешь. А если нет... тогда наоборот.

– Ты слишком смел для того, чья жизнь висит на волоске, – пробормотал Бьякуя. Пока они разговаривали, гость, не теряя времени, раздевал его – даже кенсейкан выпутал из волос, ни разу не ошибившись... Сам он, кажется, предпочитал появляться уже голым. И вот – прижался грудью к обнаженной спине, потерся пахом о ягодицы, пальцами одной руки накрыл сосок, другой обхватил наполовину возбужденный член. Хмыкнул снова: «нехорошо!», одновременно сжал и то, и другое, получив в награду стон сквозь стиснутые зубы. Коснулся губами встрепанных волос и начал быстро двигать рукой. Бьякуя, полный решимости сегодня сдерживаться изо всех сил – к чему доставлять наглецу еще и такое удовольствие? – больно прикусил щеку.

Он чувствовал, что может сегодня освободиться – при желании, а его-то как раз и не было. Странная, ненормальная игра... она позволяла отбросить правила. Делать то, что хочется. Получить то, чего иначе неоткуда было бы взять. И под покровом ночи, пока игра продолжается, можно быть хоть немного честным с собой – и с другим. Кажется, «другой» почувствовал перемену в его настроении, потому что остановился, поудобней устроил его в объятьях и задумчиво шепнул:

– Может, слегка ослабить заклятие? Ты не будешь дергаться?

– Проверь, – предложил Бьякуя, зная прекрасно, что не будет.

Путы изменились, стало легче дышать, а главное – получилось наконец пошевелиться. Кучики тут же обернулся, зная, что вместо лица увидит серое пятно, но... неважно! Поцелуй вышел больше похожим на драку, стукнулись друг о друга зубы, сплелись языки, гость прикусил ему губу – и тут же лизнул, смахивая выступившую каплю крови. Долгой прелюдии сегодня, видно, не стоило ждать, – смахнув бумаги, его опрокинули спиной на столик и нависли, опираясь руками по обе стороны головы. Потом, передумав, гость поднялся... и уселся вдруг ему на грудь.

– Что?.. – прохрипел Бьякуя, чуть не задохнувшись от неожиданности. – Ты что?..

– Мне пришла в голову чудесная мысль, – пояснил проклятый невидимка. – Давай-ка сегодня ты мне отсосешь. Для начала. А потом уже, так и быть, будет все остальное...

– С ума сошел! – прошипел Бьякуя, поднимая голову. От этой бесстыдной грубости, от совершенно невообразимого предложения ему сносило крышу, и он не выбирал слова: – Я тебя, блядь, катаной трахну, когда найду!

Гость замер на миг, потом рассмеялся:

– Попробуй, Бьякуя, попробуй. Но это если найдешь... Что, передумал? Не хочешь меня уже?

«Хочу», – безнадежно признался себе Кучики. – «Чтоб он провалился... но хочу ведь».

Снова подняв голову, он попробовал найти губами член... где-то здесь он должен был быть... что за идиотская поза? Гость понял, коротко хохотнул и все же – ками-сама! – слез с него. Подумал немного, поглаживая волосы, притянул к себе запястье, поцеловал – и уложил обратно на футон. На бок... неудобно, но все равно лучше, чем перед тем. Бьякуя вздохнул, покрутил головой, разминая безнадежно закостеневшую шею – и открыл рот, принимая набухшую плоть. Посасывая головку, он подумал, что все же, наверное, приятно чувствовать, что его настолько хотят. Пусть и добиваются своего... странным способом.

– Ххаа... – раздался сверху низкий стон. Бьякуя рискнул податься вперед, вбирая член глубже, пока тот не уперся ему в глотку. Поначалу затошнило, но... такой опыт, наверное, не забывается – вспоминая старые уроки, он расслабил горло и начал двигаться. В ушах шумело, сам факт того, что он, Кучики Бьякуя, отсасывает кому-то, возможно, простолюдину ниже его чином, заставлял жалеть о том, что невозможно двинуть рукой и помочь себе... член снова стоял, жесткие пальцы вовсе не нежно впутались в волосы и начали толкать к себе, заставляя задыхаться и сглатывать – и от этого руки становились еще грубее, а движения резче. Мелькнула паническая мысль, что проглотить, наверное, не получится... Но в последний, как показалось, момент мужчина вдруг оттолкнул его, потом схватил в охапку, снова уложил на злополучный столик – и не затрудняя себя подготовкой, раздвинул ягодицы и вломился со всей силы.

Бьякуя не закричал – не смог, горло перехватило от обжигающей боли, с которой ни в какое сравнение не шла вчерашняя. Он шипел сквозь зубы, ругался последними словами и сжимал пальцами край столика. И все равно сквозь боль пробивалось удовольствие, иначе и быть не могло, и снова руки скользили по груди, по бокам, по лицу, обнимали, подтягивали к себе – чтобы как можно глубже войти, и, кончая, Бьякуя впился зубами в подставленное плечо.

...Темное, мутное наслаждение отступало. Он пошевелился, поморщился – край столешницы впивался прямо в лопатки, – разлепил веки. Комната была пуста.


День второй.

– Совместные учения – это, конечно, хорошо... – разглагольствовал Кьераку Шунсуй, размахивая блюдцем с саке. Уже не первым и даже не десятым. Бьякуя скосил глаза на тренировочный полигон, где строгая Исэ-фукутайчо гоняла сразу два отряда. Ренджи, счастливец, после вчерашней драки отлеживался в госпитале, – ...но отряды объединяют отнюдь не они... ну, не только они, – поправился капитан восьмого, встретив вопросительный взгляд. – Что с тобой сегодня такое, Кучики-кун? Ты какой-то хмурый, не пьешь со мной...

Бьякуя покачал головой, не желая объяснять. Ему было не по себе после прошлой ночи, напор гостя хоть и не напугал, но встревожил. Дикий зверь, в самом деле... Укротить можно, но все равно рискуешь лишиться если не головы, то по крайней мере руки. Был ли смысл?

– ...вот и лейтенант твой, Ренджи-кун, – продолжал тем временем Кьераку. Знакомое имя зацепило, вытянуло из водоворота мыслей. Что там опять с Ренджи?.. – зачастил к нам в последние недели. Делает вид, что моя Нанао-тян его подтягивает в кидо, но я-то вижу, не слепой. Нравится ему девчонка одна...

Бьякуя пожал равнодушно плечами – личная жизнь лейтенанта его не беспокоила.

– ...в Академии даже в мишень попасть не мог, а сейчас, гляди-ка, и связующие пути выучил, и Покров Тьмы почти научился набрасывать... растет мальчик на глазах, глядишь, и капитаном станет. Кучики-кун? – Кьераку приподнял край соломенной шляпы, глянул неожиданно внимательно. – Ты что это?

...Ренджи? Бьякуя задохнулся, когда до него дошли последние слова Шунсуя. Его лейтенант, Абарай Ренджи? Быть того не может!..

Нет, конечно, он не раз слышал сплетни о том, что лейтенант шестого отряда в него безответно влюблен. Конечно, Бьякуя отметал их – молва часто приписывала такое лейтенантам... Взять хоть Киру-фукутайчо или Хисаги-фукутайчо... Да что там – самого Бьякую, в бытность его третьим офицером тринадцатого отряда, такие слухи не обошли стороной.

И что... он что, действительно... Бьякуя представил высокого рыжего хама, задиру, безродного руконгайца... и решил: он – мог. Обезумев от похоти, Абарай не сумел удержать себя в узде, проник в поместье, воспользовался новыми умениями... и... и... Кучики почувствовал, что краснеет. Да как он посмел?! Выжил после банкая и теперь уверен, что ему все дозволено?!

Извинившись перед капитаном восьмого, Бьякуя с места кинулся в шунпо и пронесся по улицам – благо, мало кто мог его заметить в этой, самой быстрой технике. Остановился перед госпиталем, кивнул испуганной Котэцу и безошибочно прошел в палату, выделенную его офицеру.

Ренджи валялся на кровати, закинув руки за голову. Спал. Что, ночью не удалось?!.. – вскипел было Кучики, но одернул сам себя. Пока еще ничего не известно точно, и пусть внутри все кричит, что да, это он, он! – торопиться нельзя. Бьякуя стал в ногах кровати, взглядом отпустил шинигами из четвертого и вдумчиво вгляделся в хама и наглеца Абарая Ренджи. Своего возможного любовника. Он попробовал представить не какое-то абстрактное, скрытое за покровом заклятия тело, а вот именно это – должно быть, в равной мере покрытое как шрамами, так и татуировками. Странно... раньше такое «украшение» казалось ему уродливым и безвкусным, сейчас же узор на лбу и шее притягивал взгляд, заставлял скользить по черным полосам, спускаясь вслед за ними вниз, за отворот больничной юкаты, слишком небрежно запахнутой и потому сейчас сбившейся к поясу. Длинные ноги едва умещались на постели, гладкая загорелая грудь вздымалась с каждым вздохом... Зверь. Тигр, ну, или обезьяна. Хотя все-таки больше тигр...

О чем он думает?! Бьякуя отогнал подступившую к горлу панику и заставил мысли течь в другую сторону. Если вчера это действительно был Ренджи, то на плече у него должен остаться след зубов. Надо посмотреть... «А если проснется?» – порхнула тревожная мысль. Что ж, решил Бьякуя, тогда все откроется здесь и сейчас. Он уверенно обошел кровать, наклонился, упираясь рукой в изголовье, потянул цветной ворот... и чуть не взвыл – то ли от облегчения, то ли от разочарования. Пусто. Ками-сама...

Ренджи повернулся на кровати, потревоженный, видно, чужим присутствием, быстро облизнул губы – Кучики машинально повторил – уткнулся лбом в его запястье. И, не открывая глаз, проговорил-простонал:

– Бья-акуя...

Словно кипятком ошпаренный, он отскочил от кровати, попутно опрокинув стул – с таким грохотом, что Ренджи, конечно же очнулся, вскинулся на кровати и изумленно уставился на командира. Распущенные волосы волной легли на плечи, Бьякуя уставился на них, как завороженный, чувствуя, что в глаза лейтенанту посмотреть сейчас не сможет.

...не оказалось следа от укуса? Мало ли! Залечили, сам затянулся, да может, просто из-за татуировки не видно. Но вот это «Бья-акуя»...

«Хочешь меня, Абарай?» Хотел, несомненно. Но осмелился ли взять?

Мельком взглянув Ренджи в лицо, Бьякуя не смог сдержать улыбки – пунцовый от смущения лейтенант смотрелся забавно. Вернув себе обычное выражение лица, он сделал два шага обратно к кровати, холодно взглянул – представим, что никто ничего не слышал – и произнес:

– Ваше лечение, Абарай-фукутайчо, затянулось. Будьте добры покинуть госпиталь и завтра же вновь приступить к своим обязанностям.

Развернувшись, мазнул по озадаченному лицу краем шарфа – о, это умение далось нелегко – и вышел.


Ночь третья

Бьякуя ждал. Ходил из угла в угол, настороженно ощупывая протянувшиеся вокруг духовные нити. Ничего необычного: Рукия, вернувшаяся на эту ночь в поместье Кучики, слуги, охрана. Ах да, и беззаботно прыгавшая в саду Кусаджиши Ячиру, с которой надо бы уже разобраться... Ни Абарая Ренджи, ни еще кого-то другого. Бьякуя впервые задумался: как ночной гость подкарауливает нужный момент? Следящее заклятье? Он бы почувствовал.

– Это бесполезно, – в который уже раз повторил Бьякуя и обреченно уселся на футон. Стянул одежду. Расчесал волосы. Улегся и зажмурился, тут же проваливаясь в сон – бессонные ночи давали о себе знать.

– ...просыпайся уже, – снова его целовали знакомые уже губы, вырывая из пучины сновидений. – Я скучал, Бьякуя. А ты?..

Кучики, сонно потянувшись, повернулся всем телом к гостю, обхватил его за пояс и притянул к себе. Поцеловал в ответ, погладил скулы, нос, губы – не пытаясь узнать, просто ощущая пальцами живое тепло, – и попросил:

– Не связывай меня сегодня.

Реяцу свободно текла вокруг, и в любой момент можно было сдернуть покров, затуманивающий как зрение и слух, так и восприятие чужой силы. Но... игра продолжалась, ведь так? Гость наклонил голову, потерся своей щекой о его, не больно прикусил кожу на шее. Шепнул:

– Ты такой красивый, знаешь это? – и опустился вниз, прокладывая дорожку поцелуев, укусов, прикосновений – от ключиц до паха, не пропуская ни одного чувствительного места. Вроде бы все, как и в первую ночь, но в то же время и не так... Бьякуя наконец смог зарыться пальцами в чужие волосы – как же ему этого хотелось! – смог сам раздвинуть ноги, помогая устроиться удобнее, смог двинуть бедрами, умоляя вновь подарить простую, но мучительно-приятную ласку. Но гость не стал... лег рядом и начал целовать губы, глаза, виски, чертил пальцами круги на его груди и не противился, когда Бьякуя отвечал тем же. Наверное, они долго так лежали, неторопливо исследуя друг друга...

...потому что, открыв глаза, Бьякуя вновь увидел рассвет.

Он медленно поднялся, набросил чистую одежду и подошел к окну. Было холодно... сколько можно еще просыпаться вот так, одному? Что там плел Абарай в госпитале после того, как их прервал невоспитанный риока? «Луне... тайчо, скажите вот, вам-то лучше знать. Луне – ей разве хорошо там, наверху? Одной?» Он тогда не ответил, да и что было говорить? Сейчас, наверное, нашел бы подходящие слова.

Абарай Ренджи... Бьякуя был уверен как ни в чем другом, что его ночной гость и его лейтенант – один и тот же человек. Вспоминал большое загорелое тело, распахнутую юкату, смущение в глазах. Представлял: что, если бы Ренджи там, в больнице, не испугался – а притянул бы его к себе, не давая пошевелиться, впился бы поцелуем в губы или шею? Развязал бы оби, наплевав на то, что кто угодно может заглянуть в палату, нашарил бы в разрезе хакама член и ласкал бы, не давая пощады, пока Бьякуя не кончил бы, наплевав на стыд и неуместность?

...Он зажмурился, прогоняя вгоняющее в краску видение. Надо что-то сделать, что-то такое, что намекнуло бы Ренджи: он не против. Быть может?.. Точно. Бьякуя достал особую бумагу, только для личных посланий, обмакнул кисточку в тушь... и задумался.

Что ни утро, злодейка-луна
Ускользает за небосвод.
Одинокая мерзнет сакура.

Нет, слишком туманно, Абарай может и не понять, тем более что подписи не будет – такие строки не подписывают. А если...

С птицей ночною
Твоя тень растворяется в утре,
Дневной солнца путь
По небосводу так долог,
Как и мой...

Оставалось дождаться, пока высохнут иероглифы, свернуть лист, перевязать шнуром. Один из слуг легко проникнет в казармы и оставит на столе Абарая это послание. Лейтенант прочитает, поймет... и решится. Или нет. В любом случае, что-то этой, последней ночью изменится окончательно.


День третий.

Вспомнив позже тот день, Бьякуя осознал, что в голове не осталось ничего, кроме напряженного ожидания. Абарай умчался сразу же, как только прочитал послание, и до конца дня так больше и не появился. Все это только укрепило в Кучики уверенность: он догадался правильно.

Минуты летели, складывались в часы. Прибежала Рукия – сказать, что завтра утром Сейретей ждет очередной визит Куросаки Ичиго. Шунсуй заглянул – спросить, «все ли нормально, Кучики-кун?» Под конец прилетела адская бабочка от Укитаке, беспокойная, как и ее отправитель. Бьякуя перекладывал с места на места документы, подписывал что-то, чертил тушью линии, в которых при желании можно было разглядеть острый, оскаленный в злобе – или страсти? – профиль.

Дождавшись вечернего гонга, он собрался и пошел домой.


День третий. Ренджи.

Ренджи ввалился в кабинет, готовый извиняться за опоздание, но тайчо не было. То ли вообще с утра не было, то ли было, да сплыло... Абарай почесал затылок и сладко зевнул – ночь выдалась беспокойной, дружная лейтенантская компания решила отметить возвращение целого и невредимого коллеги. Он почти не пил, слишком странные мысли крутились в голове, чтобы доверить их кому-то по пьяни, но работать все равно не хотелось. Но аккуратные – пока еще – стопки документов ждали его внимания, как и увенчавшее одну из них письмо.

Письмо? Ренджи повертел свиток в руках, подумав сначала – может, перепутали столы? Но нет, имя стояло его собственное, «Абарай-фукутайчо». Из Готэя, стало быть, кто-то. Может, та девчонка из восьмого?.. Недолго думая, парень развернул лист бумаги и прочитал:

С птицей ночною
Твоя тень растворяется в утре,
Дневной солнца путь
По небосводу так долог,
Как и мой...

– Ээ?.. – вырвалось у Ренджи. Больше ничего в письме не было, и, конечно же, подписи не оказалось тоже. Судя по всему, кто-то из шибко образованных, Абарай слышал, что у них в обычае обмениваться заумными стишками. Бред какой-то, а спросить некого. Хотя – Кира же вроде аристократ. Точно! Он найдет Киру и попросит объяснить, что и как... Ренджи довольно ухмыльнулся: ай да я!.. и повернулся к выходу.

– Т-тайчо? – и вот долго он здесь стоит? – Доброе утро, тайчо! Позвольте сходить в третий отряд, тайчо? Ээ... надо согласовать с ними следующие учения... тайчо.

– Ренджи, – сказал, словно десятифунтовую плиту уронил, Кучики-тайчо. – Иди.

И посмотрел... как-то странно. Будь это кто другой, а не капитан шестого отряда, Ренджи решил бы... Но... это ж Кучики-тайчо! Ну и пусть вчера в госпитале ему показалось, что в фиолетовых глазах, обычно глядящих куда-то мимо, проскользнул совершенно определенного рода интерес. Быть такого не могло, со сна, наверное, привиделось! Ренджи мучался только одним вопросом: говорил он вслух... или нет. Скорее всего нет, раз Сенбонзакура так и осталась в ножнах.

– Спасибо, тайчо! Я быстро! – он направился к двери, но капитан не сдвинулся с места. Попросить его отойти Ренджи не посмел и, помявшись, решил проскользнуть в довольно узковатую щель между застывшим «изваянием» и стеной. Пахнуло вишней, тайчо вдруг повернулся... черные волосы мазнули по щеке, а бледные губы оказались так близко, что Ренджи от неожиданности чуть не поцеловал их. И замер, конечно, боясь даже шевельнуться – а ну как капитан, сегодня странный до безобразия, что-нибудь... сделает? Рукоять катаны уперлась в бедро... Ренджи чуть не скосил глаза проверить, а действительно ли это меч – и покраснел. Да что такое происходит-то?! И с капитаном, и с ним самим, и с мыслями его?! А Кучики-тайчо, не поднимая глаз – ох, это его выражение лица! – отступил в сторону. Ничего не сказал. Ренджи выругался про себя – и умчался, пока не разразилась гроза.

Киру найти удалось не сразу, пришлось порыскать по окрестностям – друг обнаружился в казармах пятого, где помогал привести в порядок документацию. Выслушав Абарая, он, конечно, сразу же захотел увидеть само письмо... Ренджи в ответ выразительно глянул и скороговоркой выпалил строчки – он уже успел их на память выучить, пока понять пытался. Реакция оказалась удивительной – Кира покраснел, фыркнул, закашлялся.

– Ээээ... Абарай, только честно: ты с кем сейчас? Ну кроме твоего сдвига непреходящего по Кучики.

– Да ни с кем, – развел руками Ренджи. – Нет, правда. Думаю к той девчонке из восьмого подкатить, но... А в чем дело?

– Да в том, что в письме, которое ты получил, ясно сказано: «Зачем ты каждую ночь уходишь? Останься до утра». Так что либо ты, Абарай, мне врешь, либо... – Кира покраснел еще больше, – либо кто-то принимает другого за тебя, причем вовсе не против... И ты не знаешь, от кого письмо, да?

– Откуда? Оно ж не подписано, – Ренджи осторожно встал, боясь, что ноги ему сейчас откажут. – Кира... ты не шутишь, да? Ты серьезно? Такое бывает?

– Раньше думал, что бывает только в романах, – фыркнул снова Кира, отворачиваясь. – Слушай... Разберись ты со своими этими делами, а?.. Сколько можно с каждым, кто имя твоего капитана драгоценного не так помянет, драться?

– А сам-то, – буркнул Ренджи, выхватил письмо, как-то успевшее оказаться у Киры в руках, и выскочил за дверь. В голове шумело, не давая додумать какую-то очень, очень важную мысль. По дороге в казармы ему повстречалась Рукия... и вместо приветствия удивленно уставилась на письмо, которое он забыл благоразумно спрятать.

– Ренджи! – воскликнула подруга. – Нии-сама написал тебе письмо?

Еще один удар за такое короткое время Абарай не вынес. Ошалело глянул сначала на девушку, потом на письмо, потом снова на девушку. «...Либо кто-то принимает другого за тебя...» – прозвучали в голове слова Киры. – «Причем вовсе не против».

– Ренджи? – растерянно повторила Рукия, оглядываясь по сторонам. Абарая уже не было.


Он примчался в облюбованное еще до Академии укромное место за стенами Сейретея. Быстро поклонился могиле старших Кира, взлетел на ветку, устроился привычно в изгибе, за годы отполированном уже, наверное, – и вот тогда позволил себе думать. Думать не получалось, хотелось выть: и от обиды, и от радости, и немного – просто так.

Кто-то каждую ночь трахает Кучики-тайчо. Бьякую. Его Бьякую. Ренджи засопел и повозился, надежней устраиваясь на ветке.

Нет, конечно, Кучики-тайчо принадлежал только себе и клану. И отряду немножко. И уж точно никаких прав на него не имел безродный руконгаец, хоть и поднявшийся каким-то чудом до лейтенанта. Но... раньше Ренджи точно знал: никого у тайчо нет и не было – после Хисаны. Об этом говорила шепотом Рукия... да и понятно было, что никого тайчо к себе подпускать не хочет и не станет. И потому Ренджи, мечтая о Бьякуе весь последний год, был уверен: тот не достанется ему – но и никому другому тоже. Это было неправильно, зато успокаивало.

А кто-то каждую ночь трахает Кучики-тайчо. Бьякую! И при этом...

Ренджи мог принять первую половину сказанного Кирой. Но... поверить... что Бьякуя – не против? Что он, глава клана и капитан Готэя, может возжелать вдруг... его? «Луне там, наверху, наконец-то стало холодно?» – усмехнулся Абарай, покачав головой. Нет. Нельзя в такое верить, потому что если вдруг позволить себе надежду... то это же никаких тормозов не останется. Никакое кидо не остановит. И даже Сенбонзакура.

– РЕНДЖИ.

На ветке напротив замерцало что-то, и через миг там появилась белая обезьяна. Нуэ, то есть. Забимару.

– Чего тебе? Давно ты не появлялся.

– НЕ БЫЛО СМЫСЛА. ТЫ СПРАВЛЯЛСЯ ХОРОШО.

Ренджи хмыкнул весело. Все так. В этой войне ему пришлось сражаться столько, сколько, наверное, не довелось за все предыдущие сорок лет службы в Готэе. Он побеждал пустых и арранкаров в таких количествах, что даже Кучики-тайчо в конце войны сказал: «Ты хорошо сражался, Ренджи».

– ТЫ СТАЛ СИЛЬНЕЕ.

– Ну, все равно не таким сильным, как он, – махнул рукой Абарай и чуть не свалился с ветки. Из-за покрытого белой шерстью плеча метнулась вверх змеиная голова, растянувшись в ехидной усмешке. – А вот ты мог бы и не появляться. Так что вам надо?

– РЕНДЖИ. ТЫ ДУМАЕШЬ ПРО КУЧИКИ, Я ПРАВ? – внутренний голос Забимару становился все глуше, пока, наконец, нуэ не заговорил вслух. – Ты думаешь и думаешь про этого Кучики. Нам надоело, и мы решили рассказать...

Змея злорадно хихикнула и вставила:

– Кое-кто будет в бешенстве!

– ...мы знаем, кто приходит каждую ночь в тот особняк.


Ночь укутала Сейретей, и Ренджи на подгибающихся ногах прокрался к поместью Кучики. Времени подумать было... достаточно. Но поверить в рассказ занпакто все равно оказалось сложно. Абарай досадливо усмехнулся, вспомнив, как свалился с дерева с воплем: «...он?! Сенбонзакура – это ОН?!» – ну а что? По Готэю уже много лет ходили десятки, если не сотни версий о том, как выглядит у Кучики-тайчо занпакто... но все, все сходились в одном: Сенбонзакура могла быть только женщиной.

Остальное принять на веру было и вовсе невозможно – например, что занпакто с его носителем могут связывать еще и такие отношения. На это Забимару хмыкнул и пробормотал что-то о том, что рыжий наглец из мира живых мог бы много интересного ему порассказать. Вслушиваться не хотелось.

В любой момент могла появиться стража, но Ренджи каким-то чудом удалось добраться до памятной веранды, на которую выходила спальня хозяина дома. Да, он знал... а все потому, что как-то проиграл Хисаги спор и должен был всю неделю оставлять здесь цветы. Тогда он боялся за свою шкуру еще больше, но его ни разу так и не поймали – то ли правда не заметили, то ли решили, что влюбленный лейтенант хозяину не страшен. Он, правда, тогда еще влюбленным не был... Признаться честно – вот тогда как раз и влюбился. Просто глянул однажды утром через не затворенное окно на спящего тайчо и взгляда отвести не смог: так вот он какой... Ну с тех пор и понеслось.

Он стоял под дверями, а внутри все обмирало. Неужели возможно такое, что он сейчас войдет – и обнимет? И не надо будет спрашивать разрешения?.. ведь оно, разрешение это, уже дано в пяти строчках бережно спрятанного на груди письма. Столько дней мечтать, провожать взглядом, ночами просыпаться от очередного сна – и дрочить яростно, шепча неслышно: «Бьякуя, Бьякуя, Бьякуя!» И узнать вот так, со слов занпакто и из письма, полученного по ошибке, что он тоже – желанен?

...плохо знает его тайчо, раз решил, что Ренджи мог – вот так. Ками-сама, он раньше и на тень-то его наступить боялся! А вот так – прийти, ночью, связать заклятьем и делать, что правая пятка пожелает... Злость затопила с головой, Ренджи ненароком глянул в окно – и заскрежетал зубами. Бьякуя, в простой юкате, без кенсейкана, сидел лицом к двери, а за спиной у него, там, где стояла катана, колыхалось облако лепестков. И вот из этого облака выступил... он. Как только тайчо не заметил? А Бьякуя глядел в стену тоскливым, голодным взглядом, и у Ренджи что-то перевернулось в груди. Плевать. Пусть поймет потом, что первые три ночи с ним был другой. Пусть накажет, порежет на кусочки – было уже, не боимся! – но только пусть не смотрит... так.

Он не помнил, как отодвинул сёдзи и вошел. Помнил только, как Бьякуя вцепился в его плечи, дырки в них продавливая, и несколько раз повторил: «Ренджи?» – и как потом целовал, словно воду пил после долгой дороги в пустыне.

...и разочарованный вопль исчезающей Сенбонзакуры – тоже помнил.

Конец.